Кирилл Кяро: «Отъезд дал мне определенную свободу»

Актер рассказал в эксклюзивном интервью нашему сайту о карьере, юных годах и воспитании дочери

— Кирилл, ты в нашем кино практически штатный психолог или психиатр. На этом поле тебе удается быть разным, практически не меняясь внешне. И все же не возникало страха, что ты опять ступаешь отчасти в одну и ту же воду?

— Я понимаю, что после выхода сериала «Комплекс бога» меня будут упрекать в том, что я часто играю персонажей одной и той же профессии. Но в первую очередь каждый герой — это человек. С разной судьбой и разыми жизненными обстоятельствами. Их объединяет только сфера деятельности. Люди этой профессии мне интересны, и мой разговор о них еще не закончен. Сейчас вышел фильм «Детектор», где я тоже психиатр.

— Снимаясь, ты говорил, что «Комплекс бога» — это практически идеальный проект, о котором ты мечтал. Сериал прекрасный, и твоя роль сделана просто филигранно. А ты его посмотрел?

— К моему большому сожалению, прекрасная драматургия Алены Званцовой в процессе работы претерпела достаточно много изменений. Я старался отстоять тот текст и те сцены, которые были у моего героя. Но осуществить все на сто процентов не удалось, потому что менялись линии других персонажей, а у Званцовой все очень завязано, зацепишь за один крючочек и паутина начнет развязываться. Но все равно к концу съемок мне казалось, что я сделал все возможное. А когда посмотрел, понял, что ошибался. Мне кажется, из-за больших сценарных сокращений детективной истории в финале не удалось достигнуть того катарсиса, какой мог бы испытать зритель.

— Читала, что изначально ты был приглашен в проект не на роль психолога Алексея, но не могли найти подходящего актера и тебе предложили попробоваться. А кого из героев ты бы выбрал сам?

— Я пробовался и на своего героя, и на Нестерова, того самого пациента. И это путешествие было бы для меня намного интереснее и, наверное, сложнее. Я достаточно серьезно погрузился в него, поскольку был уже утвержден. Но то, что в результате я буду играть Алексея, не сильно меня расстроило, в сценарии много хороших мужских ролей.

— Готовясь к твоим первым ролям психологов или психиатров, ты общался с профессионалами?

— Да, для роли Лаврова в сериале «Научи меня жить». И понял, что и хороший психолог, и психиатр сам не должен особенно проявляться, быть ярким. Их задача, чтобы проявился пациент.

— Но тебе лично такая помощь никогда не требовалась? Считаешь себя психологически устойчивым?

— Все познается в сравнении, но я в достаточной степени устойчив, чтобы не озаботиться тем, что мне прямо здесь и сейчас надо встретиться с психологом. (Улыбается.)

— Последние несколько месяцев фильмы и сериалы с тобой идут просто потоком. Не боишься надоесть зрителю, стать неинтересным? И ждешь ли сам свои премьеры?

— Безусловно, есть опасность в том, что фильмы снимаются в разное время, а выходят скопом, и, может быть, зрителю будет неинтересно посмотреть их все. Но с этим ничего нельзя сделать, значит, не стоит накручивать себя ненужными волнениями. «Комплекс бога» я очень ждал, хотелось увидеть, что получилось, как и «Право на свободу», например. Выхода некоторых картин я боялся, примет ли их зритель, например «Прямой эфир». Мне кажется, он немного запоздал. Сейчас уже не так шокирует цена вопроса, про которую мы рассказываем. У меня там была сложная, амбициозная задача — выполнить идею режиссера Карена Оганесяна простоять на одном месте почти весь фильм.

— Ты стоял совсем без движения целыми сменами?

— Чуть-чуть можно было двигаться, и после дубля я мог слезать со своей точки (смеется), но вначале Карен просил меня и в эти паузы не сходить с места, чтобы лучше прочувствовать состояние героя, что я и сам хотел испытать. Я стоял, наверное, по паре часов, чтобы ощутить онемение и дрожь в ногах. И это, признаюсь, очень тяжело. Но в каком красивом и знаковом месте это происходило! Горы Осетии, Даргавс, город мертвых. Все было непросто, включая не лучшее время года — межсезонье, когда постоянно менялась погода от весны к зиме и буйствовала природа. Иногда горы нас принимали, иногда пытались от нас избавиться.

— Было страшно?

— В каком-то смысле да, потому что рядом Кармадонское ущелье, где погиб Сергей Бодров, так что всякие мысли приходили. Но я очень доверяю Карену Оганесяну. Он человек удивительного позитива, мощи и юмора. И с его группой я чувствую себя как в любимой доброй семье.

— Ты идешь на какие-то рискованные вещи, даже имея маленькую дочь. Понятно, что тебе не нужно было прыгать с обрыва, и все же…

— Мне надо было лежать в горной реке с температурой воды пять градусов. Карен меня в каком-то смысле взял на слабо. (Смеется.)

— Ты предвосхитил вопрос, можно ли тебя взять на слабо…

— Можно, но не каждому. (Улыбается.) Кого-то я буду слушать равнодушно. А Карен сказал, что для фильма это очень важно, но я, конечно, могу отказаться, и он поймет. И я знаю, он правда понял бы. У нас не было точного графика. Карен не говорил, в какой день мне нужно будет это делать: то ветры страшные дули, даже без куртки невозможно было стоять, и мы ждали лучшей погоды; признаюсь, я реально начал «загоняться», потому что река очень бурная, могло и унести. Я, в принципе, не такой рисковый и азартный чувак. Если на каких-то съемках возникало нечто подобное, я говорил: «О’кей, это ваше дело, прыгайте, а я лучше подожду вас внизу». И то, что мне могли сказать, что я слабак, никак не меняло моего решения — я не хотел остаться без ног или получить какие-то травмы.

— Актер при всей свободе выбора — профессия зависимая. А что такое была свобода Кирилла Кяро в разном возрасте:детстве, юности, студенчестве, от кого и от чего она зависела?

— В детстве твоя свобода ограничивается рамками, в которые ставят тебя родители. Мне кажется, я почувствовал себя намного свободнее, когда стал жить один, зарабатывать, сам себя кормить, одевать и делать то, к чему стремился в первую очередь. А потом ты снова зависишь от близких, любимых людей и тоже что-то не можешь сделать, потому что это может нарушить их свободу, благосостояние или спокойствие.

— Но последние лет десять заработки, думаю, дают тебе определенное чувство уверенности в завтрашнем дне. Но не становишься ли ты несвободным от желания поддерживать такой же уровень жизни или даже улучшать его?

— Надо же думать о том, как будет дальше жить Мира, чтобы у нее была подушка безопасности и свободы. И это постоянно крутится в моей голове, потому что сейчас ничего нет постоянного. Деньги могут обесцениться, недвижимость потеряться. И нужно научить ее быть человеком, не зависящим от этих обстоятельств, со своим мнением и взглядом на мир.

— Если тебе неинтересно сниматься, это не позор, но только хорошие деньги?

— Если это случалось, то потом я просто проклинал себя и говорил, что больше никогда в жизни. Бывало, думал, что это хороший проект, а на самом деле ошибался и сильно расстраивался.

— Ты, я знаю, способен пережить дискомфорт на съемках. А в жизни? Можешь представить, что твоя квартира будет не в центре Москвы, а на окраине, машина ниже классом и одежда не люксовая?

— Это не проблема. Главное — не потерять себя и веру в то, к чему ты стремишься. Не стать рабом материальных благ. Я надеюсь, что не утратил это ощущение. Я могу спокойно поехать на автобусе или в метро и оказаться в плацкарте. Мне кажется, ничего зазорного в этом нет. А когда я жил на Новой Риге, любил ездить на электричке, пока один товарищ не похлопал меня по плечу — а я спал — и не стал спрашивать: «Откуда я тебя знаю?» Вот такие случаи лишают возможности пользоваться общественным транспортом. Мы часто летаем эконом-классом. Хотя когда мы начали путешествовать уже с Мирой, ей было четыре месяца, я старался покупать билеты в бизнес-класс, сколько бы они ни стоили. Чтобы Юля была спокойнее в дороге. Помню, раньше там было запрещено летать с маленькими детьми, потому что люди заплатили большие деньги и вдруг начинает орать ребенок. Но, слава богу, в последнее время пускают, да и Мира ведет себя спокойно. Засыпала она и крошечной прямо на взлете, взяв мамину грудь. А если не засыпала, я ходил по проходу всего самолета, укачивал ее, тем самым умиляя пассажиров. (Улыбается.)

— Сейчас часто говорят, что нужно дружить и общаться только с успешными людьми, но не все в силах человека, да и разные периоды бывают, особенно у творческих людей…

— Я знаю, некоторые психологи советуют: надо равняться на людей, которые тебя вдохновляют, чтобы привлечь энергию успеха. Возможно, в этом есть смысл. Но любим мы человека, с которым хорошо, не за успех. У меня есть просто друзья, не уверен, что каждый может назвать себя успешным, и они самые близкие. Да и что такое успех? Есть достижения в работе, и это важно, но есть же и другие сферы — семья, дружба. И я люблю кого-то не потому, что они чего-то добились или не добились, а за то, что рядом с ними чувствую себя дома. Хотя бывало — и это все равно связано с моей профессией, — мне вдруг начинало казаться, что нам не о чем поговорить. Но с другом, с родным человеком бывает так приятно помолчать. (Смеется.) В тот период, когда мы все развивались и стремились к успеху, может быть, меньше виделись из-за работы и порой в череде забот я забывал позвонить родителям. И именно в это время я вдруг начал замечать, что часто нахожусь в разговоре с самим собой, а время летит. И тогда ты начинаешь цепляться за любимых, дорогих, это касается и родственников тоже. А надо просто быть рядом с ними, делать сюрпризы, баловать их, особенно сейчас.

— Психологи говорят, и ты, кстати, как-то повторил, что люди совершают благородные поступки в большей степени ради себя. Но так ли уж важно тому, кому сделали что-то хорошее, что двигает человеком?

— Да, часто в своих глазах мы хотим быть хорошими. Ну почему нет? Если ты думаешь, как порадовать своих близких, и видишь, что это приносит им удовольствие, это в любом случае уже не равнодушие.