Софья Шуткина: «Вегетарианство для меня — это способ мышления»

Актриса рассказала о том, как спортивная травма помогла ей найти призвание, как стала волонтером и почему предпочитает путешествовать с мамой

Спортсменка в прошлом, Софья Шуткина и сейчас, выбрав актерскую профессию, легких путей не ищет. Самая сладкая победа — когда есть преодоление. О сложных отношениях с Петербургом и очень теплых — с мамой, вегетарианстве и любви к животным в интервью журналу «Атмосфера».

— Софья, вы учились во ВГИКе. Оказались там, потому что видели себя в кино или только туда удалось поступить?

— Не думала об этом, дошла почти до конца в четырех вузах из пяти, но выбрала ВГИК, потому что мне после второго тура сказали, чтобы я приносила документы. Еще когда я поступала, чувствовала себя в этих стенах очень комфортно, но еще не знала, что это записано на небесах. А поступив, поняла, что я однозначно на своем месте: и в институте, и именно у Владимира Александровича Грамматикова. А теперь я преподаю во ВГИКе на курсе своего мастера.

— А что значит «записано на небесах»?

— Когда я уже стала учиться во ВГИКе, мама рассказала мне, что она всю жизнь мечтала быть студенткой этого вуза, просто грезила им. Но ее отец, мой дедушка, был категорически против. Видимо, на небесах было решено, чтобы я воплотила в жизнь не только свою, но и ее мечту.

— И кем мама стала?

— Мама — психолог, работает с очень сложными случаями и проблемами.

— А как вы решились преподавать, у вас же со студентами и разницы в возрасте почти нет?

— Она есть, и разница в опыте тоже. Но это действительно было непростое решение. В голове всегда был стереотип, что молодыми педагогами становятся только нереализованные люди. А на самом деле это огромный процесс взаимного обучения и роста, ты учишься у студентов, они учатся у тебя. Все началось с того, что меня попросили помочь одной девочке в подготовке к поступлению. И однажды, увидев со стороны, как я работаю с ней, моя мама сказала: «Ты будешь преподавать». Тогда я отнекивалась разными способами и говорила: «Да нет, это совсем не мое». Но она оказалась права. Потом мне предложили преподавать в Московской международной киношколе. А позже поступил звонок с приглашением поработать во ВГИКе. Там я начала применять различные тренинги из своей системы, разработкой которых занимаюсь уже очень много лет. Потому что тренинги — это основной инструмент для развития, роста и работы актера. Они также помогают выработать дисциплину, самодисциплину, что является одним из важнейших аспектов нашей профессии.

— А как вы относитесь к недисциплинированным людям в окружении?

— Это очень интересный вопрос. Мне в какой-то момент пришлось принять, что необязательно все должны так же ответственно относиться к своим обязанностям и быть такими же требовательными к себе, как я. Но гораздо проще принять человека недисциплинированного, чем безответственного. Потому что эти понятия все-таки отличаются.

— Что вы вкладываете в понятие дисциплинированности?

— Это самоорганизованность, способность включения в нужный момент. Это некая черта характера, которая определяет склонность человека к соблюдению каких-то очерченных рамок, правил и норм.

— В какой момент к вам пришла мысль попробовать поступать на актерский факультет? Вы же многократная чемпионка и мастер спорта по спортивным бальным танцам.

— В эту профессию меня привела, можно сказать, литература. Я всю жизнь занималась спортом, а когда мне сделали операцию после травмы колена, то находилась в очень тяжелом эмоционально-стрессовом состоянии. У меня появилось время много читать. А нам с мамой досталась в наследство от дедушки огромная библиотека в шестьдесят пять коробок. Я начала читать взахлеб, пока была в периоде восстановления. И в какой-то момент такое огромное количество эмоций накопилось внутри, что я задумалась о том, а где их можно выпускать и во что реализовывать? Раньше для меня этим способом были танцы. И пришла идея: «Пойду попробую поступить на актерский».

— А как вы попали из Перми в Москву?

— Все цели и задачи были связаны со спортом и спортивной карьерой. В момент, когда наша пара уже взяла все возможные титулы и надо было дальше куда-то развиваться, мы поняли, что и так каждые выходные ездим в столицу, берем уроки у московских тренеров, ездим на соревнования. Было понятно, что развиваться дальше возможно только в Москве. И мама решилась и переехала туда с двумя детьми: со мной и моим партнером по танцам, который жил с нами, так как был из другого города.

— Но это же не так просто…

— Крайне сложно, особенно для мамы. Мы были детьми и воспринимали это проще. Мама позвонила тренерам в лучший клуб, они знали нас и сказали, чтобы мы приезжали. Мы сняли крошечную квартирку, но она договорилась, чтобы нас приняли в лучшую школу. Видимо, брала на абордаж Министерство образования. (Смеется.) А через пять лет, мне было четырнадцать, мы переехали в Словению.

— И чем для вас был переезд в чужую страну?

— Это было очень интересно, но сложно, потому что ты вдруг попадаешь в совершенно новую атмосферу. А к пятнадцати годам прекрасно понимаешь, что такое менталитет и чем европейский отличается от русского. Но мы-то переехали с конкретным запросом, у меня была школа, тренировки, в общем, социум с утра до ночи, а у мамы никого и ничего. Я даже не представляю, как она это выдержала. Но когда эта глава подходила к концу, мама решила вернуться обратно, сказав мне: «Ну попробуй, поживи одна. Я буду прилетать». Я осталась на несколько месяцев и поняла, что мне тоже пора домой.

— Мама не побоялась оставить вас в Словении?

— У нас всю жизнь очень доверительные отношения, и она прекрасно знала, что я не пропаду. Думаю, мама понимала, что я не останусь надолго. Честно говоря, после того, как я пожила в другой стране, стала еще большей патриоткой в здоровом смысле этого слова.

— Вы росли в полноценной семье?

— До какого-то возраста, потом родители развелись. После этого мы и уехали в Москву.

— С папой остались хорошие отношения?

— У меня всегда были прекрасные отношения с ним. И мама делала для этого все. Я всю жизнь слышала, что мой отец — самый лучший. Он приезжал к нам в Москву и всегда оставался у нас. Родители и сегодня друзья.

— Не повлиял ли развод родителей на вашу личную жизнь, на то, как вы доверяете мужчинам, открываетесь, влюбляетесь?

— Наверное, определенным образом влияет. Мешало ли мне это когда-то в личной жизни? Нет, никогда. Единственное, как любой женщине, тогда девочке, всегда хотелось ощущения защищенности, крепкого тыла.

— Вы не влюблялись в плохих парней?

— Никогда в жизни. Мне даже в этом плане похвастаться нечем. То есть у меня настолько всегда все было чудесно, что я говорю и улыбаюсь, думая об этом.

— А у вас в юности не было каких-нибудь планов, желаний по поводу будущей личной жизни, что во столько-то лет замуж хорошо бы выйти и ребенка родить?

— Вы знаете, я вообще никогда не думала ни о сроках, ни о том, что замуж хочу. Я знала, что это все равно произойдет, и в тот момент, когда должно произойти. Я очень спокойна в этом плане.

— А мама-психолог ничего не говорит?

— Для меня она прежде всего мама. И у нас такие дружеские отношения и такое взаимопонимание, что никогда не было никакого давления. Меня во всем родители всегда поддерживали. Сейчас эта тема у нас существует на уровне юмора. Папа может сказать, мол, мы тут с одноклассниками встречались — они уже все по два-три раза деды, и смотрит с улыбочкой на меня. Я отвечаю: «Пап, так скажи спасибо, что ты не дед». Мама может выдать фразочки типа «у меня в твоем возрасте ты уже семилетняя была». Я думаю, они понимают, что я иду своим путем и осознаю, что время не стоит на месте.

— Спортивные танцы предполагают постоянную конкуренцию, соревновательный момент. Вам в профессии не хватает этого аспекта, даже учитывая премии и фестивали?

— Да, в актерстве достаточно субъективное понимание побед, не такое, как в спорте. И это очень отражается на моем желании постоянного «больше», «выше». Мне сильно не хватает ощущения победы, такой, чтобы чувствовалось, что ты за что-то долго боролась и вот получила и празднуешь. В актерской профессии в этом плане все мягко и прямого соревнования нет. Фестивали и премии, с одной стороны — да, с другой — нет. Там же нет критериев, баллов, хотя думаю, что каждый артист радуется и всегда с огромной благодарностью принимает премии. Просто это не тот вкус победы, к которому я привыкла, когда зашкаливают все твои биоритмические показатели, подкашиваются ноги, так ты ждешь, назовут ли тебя. Эти яркие эпизоды я помню до сих пор, как будто все было вчера.

— Вам нужно получать в жизни такой адреналин?

— Нужно, но это не выражается в экстремальных видах спорта. Но мне иногда кажется, что я все время притягиваю какие-то невероятно сложные ситуации только для того, чтобы чувствовать этот вкус победы. Мне ничего не давалось легко, каждый миллиметр приходилось выгрызать. Наверное, если бы я не была так зациклена на своих достижениях, все складывалось бы проще.

— Например, какие сложности сами притянули?

— Не так давно состоялась премьера сериала «Матрешка», который снимали в Петербурге, и после второго съемочного дня я получила травму — полный разрыв связок и мягких тканей голеностопного сустава. И это значит, что полгода на костылях. А у нас впереди целый проект, и весь съемочный период я должна ходить на каблуках. И вот это ощущение преодоления, возможно, тоже как личная победа воспринималась мной на тот момент. Хотя у меня в целом с Петербургом были непростые отношения, не думала, что они будут настолько сложными, что я окажусь на костылях.

— Почему считаете, что Петербург вас не принимал?

— Потому что в каждый мой приезд туда случались какие-то неприятные вещи, начиная от мелочей, вроде потерь кошельков, шапок или сумок, до каких-то масштабных, таких, как уход близкого человека, моей бабушки, во время съемок. Когда я ехала на съемки «Матрешки», то договорилась сама с собой, что мы наладим отношения с городом, правда, не с помощью костылей. Но теперь у нас с Петербургом все замечательно.

— Софья, вы очень эмоциональны, но как спортсменка, наверное, умеете сдерживать эмоции?

— Конечно, я очень эмоциональный человек и достаточно вспыльчивый, я холерик. Но вот та самая самодисциплина очень помогает. Я не помню, чтобы у меня были серьезные конфликты на площадке. Даже если мне не нравится какой-то человек, а я понимаю, что нам с ним работать, сделаю все максимально комфортно для себя. Да и в целом не считаю нужным показывать свои эмоции и могу это сделать только дома со своими родными и близкими.

— А у вас были ситуации в спорте и в актерстве, когда вас провоцировали или вам завидовали и кто-то вел себя по-хамски?

— Были, есть, и думаю, что будут всегда. Это происходило и в школе, и в танцах, и актерской сфере. Но вопрос в том, как ты на это реагируешь. Человек может всегда выставить границы так, чтобы другой понимал, что он не способен тебя задеть или достать. И у меня с этим сложностей нет вообще. Но это не значит, что мне никогда не делали больно. Или я не обжигалась во взаимоотношениях с друзьями, близкими людьми. Это пришло с опытом, но тем не менее я всегда старалась и стараюсь не реагировать и оберегать себя от совершенно ненужных негативных эмоций. И когда человек поступает некрасиво по отношению к тебе, я не держу зла, не таю обиды, я просто убираю его из своей жизни. Очень быстро отрубаю всяческую связь.

— А на каких съемках вы чувствовали, что это профессиональная ступень, режиссер большой, партнер, у которого вы действительно учились?

— У меня вообще не было проектов, где бы я не научилась хоть чему-то, я осознанно подхожу к каждой своей роли, и все это идет в мою актерскую так называемую копилочку. Веду свой актерский дневник, все для себя фиксирую. Но ступенью назвала бы проекты «На краю», «Матрешка» и, пожалуй, «Пираты XXI века», который выйдет осенью. В «Матрешке» у меня как для актрисы роль мечты, потому что в ней я смогла попробовать все. А в «Пиратах» пришлось осваивать очень много навыков: нужно было стрелять, драться и бегать каждый день с тяжелым оружием, в полной военной амуниции. Мне везет на партнеров и режиссеров. Но недавно я снималась у Павла Григорьевича Чухрая, про фильм пока ничего не говорят, и вот это действительно «о-о-о!», встреча с большой личностью. И потрясающим опытом была работа с Антоном Мегердичевым в «Сердце Пармы». У нас было очень хорошее взаимопонимание, и он меня восхитил как режиссер. А как с партнером в «Молодежке» бесконечно повезло работать с Владимиром Ивановичем Зайцевым, вот у него я училась каждый день.

— Вы придерживаетесь многих ограничений в еде — прежде всего вегетарианство. Как мне кажется, это немножко противоречит полноте жизни…

— Ключевой здесь является фраза, что вам так кажется. Для меня это не ограничения, а смысл моей жизни и ощущение мира. Для меня полнота жизни не в еде, а в том, что я живу осознанно, каждый день я это ощущаю. Потому что вегетарианство для меня — это не образ питания, а образ мышления.

— Но, например, отсутствие сладостей не связано же с философией, я о живых существах?

— Я не фанатка сахара теперь. Раньше у меня была зависимость от сладкого. И я как человек, который осознанно питается и относится к себе, поняла, что не хочу, чтобы у меня были какие-либо зависимости. Сейчас я спокойно отношусь к сладкому. Если вдруг мне сильно захочется в каком-нибудь путешествии, например в Бельгии, попробовать шоколад, я могу это сделать. Я абсолютно независима от еды.

— От каких радостей вы зависимы?

— От искусства. Поездки, путешествия с посещениями музеев, усадеб — наше с мамой самое любимое развлечение. Если выдается выходной или два, мы обязательно куда-то уезжаем, например по Золотому кольцу. Меня это вдохновляет, помогает творить, как и все, что связано с живописью, это прямо моя отдушина.

— А вам ближе летняя и южная природа или зимняя?

— Я летний человек, мне жар костей не ломит никогда, а холод — это то, с чем я не могу подружиться с детства. Я езжу путешествовать зимой, но, конечно, больше удовольствия испытываю, когда на мне не шесть подштанников термобелья и пять пар носков. Но есть места, которые зимой особенно волшебны, и путешествовать нужно именно в это время года. Как, например, замок Нойшвайнштайн в Баварии. Я поехала туда на свой день рождения, и было действительно холодно, но именно зимой это место превращается в настоящую сказку. Как и Страсбург в Рождество.

— Вы часто путешествуете с мамой. Почему?

— Потому что мы идеально совпадаем в предпочтениях. Мы можем ходить с ней по тридцать километров пешком, и нам интересны не бары и шопинг, а именно культура и искусство той страны, того места, где мы находимся. Поэтому в какой-то момент жизни я поняла, что мне гораздо комфортнее путешествовать с мамой, чем с кем-то другим, и нам интересно одно и то же.

— Вы говорили о том, что вегетарианство — это образ мышления. Как вы пришли к этому?

— Конечно, из-за любви к животным. Но я поняла, что просто любить и жалеть животных — это бездейственная позиция. Была и попечителем фонда, и помогаю частным волонтерам. Если вы хотите встретить меня, то это легко сделать на какой-нибудь помойке (смеется), ловящей котенка, причем и в самую дождливую, противную погоду. Хочу подчеркнуть, что поднимаю эту тему не для того, чтобы похвалить себя, а привлечь внимание людей, сказать им, что помогать гораздо проще, чем нам всем кажется. Это не про большие деньги и даже не про деньги вовсе, потому что помогать можно по- разному: руками, репостами, машиной, вниманием, старыми одеялами… И, конечно, самый большой вклад человека не в системе волонтерства — это стерилизация дворовой кошки или собаки, подкормка ее и устройство какого-то укрытия, где она может пережить сложные российские зимы. У меня сейчас три кота в квартире и две кошки в загородном доме, куда еще прибились две собаки. Но недавно случилась трагедия — одна собака погибла… Я помогаю, потому что просто не могу по-другому. Это вопрос предназначения. Также помогаю детским домам и семьям, что не афиширую, для меня это интимный вопрос. Возвращаясь к вегетарианству, скажу, что оно тянет за собой и тему экологии, и чрезмерного потребления, и пластика, и животного меха и кожи, особенно редких диких животных. Для меня сейчас это неприемлемо. Каждый мог бы задуматься о своем вкладе в экологию, чтобы мы не только брали ресурсы от планеты, но и пытались что-то дать ей, восполнять.