Филипп Бледный: «Папа всегда говорил, что мы клан»

Звезда «Папиных дочек» — в эксклюзивном интервью WomanHit о том, как вернулся в проект, преодолел звездную болезнь и перестал пить алкоголь

Он родился в кинематографической семье, а на сцену впервые вышел в 4 года. Поэтому можно сказать, что его путь в искусстве был предопределен. Однако популярность к Филиппу Бледному пришла чуть позже, после участия в сериале «Папины дочки». И сегодня актер уверен, что раннее погружение в профессию спасло его от звездной болезни. В чем немалую роль сыграл его отец.

— Филипп, как ваш папа, заслуженный артист России Анатолий Ильич Бледный отнесся к тому, что два сына пошли по его стопам?

— Думаю, сначала с некоторой долей сожаления, но сейчас уже с большой гордостью. У меня с ним был серьезный разговор в мои 13—14 лет. Он посадил меня перед собой и сказал: «Сын, ты должен понимать, что профессия очень зависимая. Сегодня ты в генералах, завтра в рядовых, сегодня тебя все любят и носят на руках, а завтра ты никому не нужен, и ты должен к этому быть готов. Может, что-то другое найти: повернее, поспокойнее, что будет держать тебя на плаву?» А я ответил: «Пап, ну я как-то ничего другого не вижу». Хотя у меня были мысли чуть раньше стать врачом-хирургом или в адвокатуру податься, но актерство все перекрыло и победило. С другой стороны, папа всегда говорил, что актерством надо заниматься, только если ты вообще ни в чем другом себя не видишь. И так сложилось, что я ни в чем другом себя не вижу до сих пор. А сейчас прошло уже столько лет: у него старший сын и актер, и драматург, и режиссер, а младший — актер и ведущий. И он, наверное, думает, что все-таки пацаны правильный выбор сделали (смеется).

— Но он оценивает ваши работы, вы советуетесь с ним?

— Да, безусловно, папа всегда как ментор смотрит мои новые сериалы и фильмы, всегда ходит на спектакли, обязательно высказывает свое мнение. Но он старается быть достаточно сдержанным, чтобы не обидеть, потому что ему с высоты своего уровня виднее какие-то ошибки, но он старается быть деликатным. Наверное, чаще хвалит, но при этом очень точно указывает на какие-то вещи. Вообще папа добрый зритель.

— Вы стали популярны после сериала«Папины дочки», где сыграли Веника.Сразу согласились участвовать в продолжении этого проекта?

— Нам говорили в течение последних десяти лет, даже первых десяти лет, что продолжение будет. Потом лет на пять эта история затихла, и мы перестали верить. Это как мальчик, который постоянно кричал про волков. Так и про продолжение все думали, что его уже не будет никогда. Потом все выросли, заматерели, у кого-то дети, у кого-то другая работа, я на 30 кило поправился, забородел (смеется). Я стал совсем другим персонажем, совсем другим человеком. И вдруг приходит приглашение. Я сначала думал, что меня троллят, было полное ощущение, что это какая-то шутка. Но когда оказалось, что это не шутка, у меня были большие сомнения. Если бы это была линия одной из дочерей, а я ее муж, вряд ли бы я вернулся в эту работу. Такая чистая история возвращения в былое обычно не срабатывает. Да и потом не очень интересно играть то, что ты играл 15—20 лет назад. Но оказалось, что это история новой семьи, с другими детьми, история ухода мамы, новой любви. Это не повторение, а на основе старого создано что-то новое. Меня это заинтересовало. И мне кажется, очень здорово, что такое предложение поступило, как видите, успех колоссальный.

— То есть, ребрендинг удался, на ваш взгляд?

— Да, абсолютно. Об этом говорят цифры, мы были во всех топах два года, были и в шортлистах на разные награды. Самое приятное, когда мы снимаем в школе. Мы выходим из вагончика, идем на площадку, а вся школа прилипает к окнам и верещит от восторга. И ты понимаешь, что это действительно попадание, это не какие-то накрученные голоса. Люди любят этих персонажей, им очень нравится этот сериал.

— Ну, вот вы упомянули о популярности«Папиных дочек» —в первой части она была особенно огромная, звездная болезнь случилась у вас тогда?

— Наверное, в какой-то момент да. Но у меня было несколько таких вех, потому что я с четырех лет на сцене. Еще когда в Оренбургском театре работал, тоже был моментик, когда у меня стали брать автографы школьники, а я еще мальчишечка был лет восьми. И я помню, что в какой-то момент меня папа осадил, сказал: «Сына, это опасная вещь, веди себя прилично. Это просто твоя работа, и нужно понимать, что ты не по небу скачешь, а такой же человек, как все». Это была первая волна, а вторая волна безумной популярности случилась в момент выхода первых «Папиных дочек».

— И что выручило на этот раз?

— Меня очень выручили близкие люди рядом, которые меня сильно отрезвили, даже сказали какие-то грубые слова. Но мне не хотелось бы это цитировать (смеется). В какой-то момент начинаешь думать, особенно будучи совсем молодым (а мне шел 21 год), что ты бога поймал за ногу и уже взлетаешь. Друзья объяснили, что это все мимолетное, нужно в любых обстоятельствах оставаться человеком с трезвой головой, тогда меня это спасло. Сейчас уже, конечно, ни о какой звездной болезни речь идти не может. Есть бэкграунд, я взрослый мужчина, очень спокойно относящийся к подобным вещам, и с огромным уважением к проекту, в котором работаю, с большой любовью к зрителям, которые нас смотрят. Я понимаю, что все скоротечно: сегодня ты на пьедестале, завтра кто-то другой.

— Как вы думаете, актеру в процессе съемок по силам изменить некачественный сценарий, общаясь с режиссером и делая фильм достойным? Вам такое удавалось когда-нибудь?

— Мне кажется, что если это сотворчество, а ты не просто раб, то да. Я бы не сказал, что у меня было что-то очень плохое. Я избирателен, стараюсь не работать в подобных картинах.Я бы вряд ли согласился просто пойти пробоваться. Но если есть какие-то шероховатости, которые тебе кажутся неточными или неправильными, или контекстно не подходят твоему персонажу, это всегда совместная работа с режиссером, со сценаристом. Вот на тех же «Дочках» у нас команда, мы всегда все обсуждаем. Хотя там все классно, и очень редко возникают какие-то вопросы. Есть коммуникация. Ты можешь сказать: «Ребята, почему так?», и тебе объяснят. Это очень круто, когда у тебя есть возможность вариантов. Не когда ты в жестких рамках делаешь только так, как сказано, а когда существует актерский дубль: «Ну, сделай как хочешь, а мы посмотрим». Ты делаешь, и вдруг режиссер из-за плейбека выходит и говорит: «Да, это интересно, это может быть, давай так оставим». Сотворчество способно вытащить на более крутой уровень даже не совсем проработанную историю. Но если ты попадаешь в обстоятельства, где тебя просто используют как единицу, когда говорят, что есть договор, говорите буковки и делайте то, что скажет режиссер, тут уже, конечно, вряд ли что-то получится. К сожалению, это частая история.

— Не секрет, что многие актеры готовы ради роли на многое. Знаю, что вы, например, согнали за всего лишь месяц 21 килограмм. Как вам удалось похудеть и не навредили ли вы этим своему организму?

— Навредил ли — это, наверное, мы поймем только на длинной дистанции. Сейчас, слава Богу, тьфу-тьфу-тьфу, мы еще держимся. Но это был 2018 год, я сгонял вес под сериал «СССР». И уехав на длительные гастроли за границу, я в три раза урезал свой рацион, но продолжал так же активно тренироваться, в общем, я стал таять. Плюс еще стресс, активное и адреналиновое желание попасть в эту картину меня подсушивало. И когда я приехал на очередные пробы, режиссер, увидев меня в коридоре студии, воскликнул: «Прекрати, это нужно остановить». Но я ответил с улыбкой, что уже поздно. Мне было смешно и дискомфортно в весе на 20 кг меньше прежнего. Я же под сотку весил. Помню ощущение того, что опять превратился в какого-то юношу, такого легкого и воздушного. Психологически тяжело, когда ты сам у себя отнимаешь собственную маскулинность, сбриваешь бороду, тебе делают короткую стрижку, вообще получился какой-то другой парнишка, совсем молодой. Такие трансформации тяжелее даются психологически, нежели физически, но это всегда интересно, потому что все меняется: взгляд, лицо, тело другое становится по движению. Но признаюсь, мне 37 лет исполнится через месяц, и сейчас бы я 20 кг за месяц вряд ли скинул (смеется).

— А вот на что в первую очередь обращаете внимание, когда вас приглашают в проект?

— Очень важно, чтобы сценарий был хороший, читаешь ведь сначала его, оцениваешь — интересно или не интересно, хорошо ли написано, красивый ли слог, язык. А бывает, что понимаешь, это совсем мне не подходит. Не хочу никого обижать, не в смысле того, что это плохо или не плохо, а в плане того, что мне что-то тяжело переварить. Какие-то вещи читаю и думаю: не могу такое играть, я не чувствую себя в этой тарелке комфортно. Так же и со спектаклями случается, приходит предложение, а оно, например, очень современное, и ты думаешь: «Ну, что-то я себя в настолько современном не вижу». Или, наоборот, что-то историческое, какие-то мушкетеры, а у тебя в голове мысль: скакать, фехтовать, наверное, я не смогу. То есть у каждого свои рамки, на них стараешься обращать внимание, чтобы было комфортно. С другой стороны, у нас всегда говорили в театральном институте — препятствия наше спасение, чем тебе тяжелее играть своего персонажа, тем интереснее, потому что он дальше от тебя. То есть ты не самого себя играешь, а кого-то другого.Это всегда прокачивает твою актерскую мышцу, дает тебе возможность показаться для зрителей другим.

— Сейчас у вас все неизменно — вы выбираетеспектакли, ваш агент — кино?

— Да. Все так и есть.

— А почему вы в этом смысле отдали предпочтение театру?

— Не знаю. Наверное, это такая вещь, которую тяжело поставить на рельсы договоров, денег, товарных отношений.Все-таки это любимый цветочек, который может не приносить плодов, но стоит на подоконнике, а ты думаешь: «Мой хороший! Ты такая красота!» Это для души. Я всегда говорил, театр — актерская качалка. Ты понимаешь, что спектакли, которые играешь, дают тебе возможность развиться именно как актеру, дают тебе возможность не забывать, что такое театральная профессия, что такое взаимодействие с залом, это очень важно. А кино, как и сериалы, это, конечно, деньги, известность, ротация и все остальное. То есть, как бизнесмену внутренне тебе должно быть ближе кино, а как человеку, который занимается творчеством — театр. Пытаться развивать себя как творческую единицу, прокачивая какие-то способности в кино или в сериалах, очень сложно. Я думаю, что мало таких предложений и очень мало актеров, которые могут себе позволить это. Все-таки кино — это конвейер, особенно сериалы. Ты не можешь остановить процесс и сказать: «Ребята, подождите, дайте я помну сцену, поищу, как в ней сыграть». Думаю, что это станет твоим последним съемочным днем, если ты будешь так делать (смеется).

— Вы заняты в спектаклях СовременногоТеатраАнтрепризы: «Любимая девушка Дон Жуана, ‘Игроки», «Любовь как магнит», а можете назвать наиболее любимый?

— Очень люблю «Игроков», потому что роль у меня озорная. Играю немца Кругеля, одного из обманщиков и игроков в карты. Такого держиморду с доброй душой, веселого, смешного, разнообразного. Это режиссерская работа моего старшего брата Ильи Бледного. И он позволил мне, зная мою внутреннюю кипучесть, в этом персонаже выразить почти все, что я хотел. Понятно, какие-то вещи отвалились, какие-то остались, но вот эта искренняя возможность выпускать своего шального Локи, бога озорства и внутреннего беса, в этом спектакле меня очень подкупает, и я всегда радуюсь, играя эту роль. Есть такая же смешная постановка — спектакль «Любовь, как магнит», который тоже Илья Анатольевич поставил. Там мы работаем вместе с Лешей Демидовым, моим хорошим другом и сотоварищем по съемкам. Спектакль интересен тем, что он современный. Мой персонаж перевоплощается с первых сцен, когда он строит из себя ловеласа и мачо, а к самому концу превращается в маменькиного сынка, который плачет от того, что уезжает от нее. В общем, когда есть амплитуда, это всегда круто. Безусловно, все комедийное, с такой чуть-чуть присыпанной драмой.

— А что вам нравится в этом театре: новые компании, более свободный график, нежели в классическом репертуарном театре, или что-то еще?

— На самом деле тут хорошая команда подобралась. Альберт Могинов, наш генеральный продюсер и создатель этого всего, с большим трепетом и уважением относится не просто к искусству и театру, но и к тому, что артисты все-таки должны зарабатывать деньги. Когда ты говоришь о том, что у тебя есть определенная занятость, это безусловно учитывается, все понимают, что мы занимаемся бизнесом, такое уж у нас время. Поэтому, если ты много снимаешься, это всегда хорошо для театра, люди тебя знают и приходят. Я вряд ли смог бы работать в театре, где репетиции каждый день, где у меня есть обязательное репертуарное расписание. Отсутствие гибкости, как вы сказали, полностью убивает возможность подхватить какой-то крутой проект, который неожиданно появился. Ведь мы все знаем, что для кого-то удача — это неудача другого, то есть кто-то, например, уехал куда-то или еще что-то срочное появилось. А тебе говорят: сможешь? А ты: нет, у меня спектакли. И все, это колоссальная потеря. А тут, к счастью, есть возможность что-то ухватить интересное, так что именно в этом смысле мне очень нравится антрепризный театр. Он дает вариативность, свободу для маневра.

— Что влияет на ваше абсолютное согласие сниматься или играть в театре – сценарий, режиссер, партнеры, деньги?

— Я думаю, что это режиссер и сценарий. Безусловно, когда это кто-то из твоих друзей, или человек, которому ты доверяешь, с кем работал уже, или просто человек, с которым ты очень хотел поработать, это сильно сбивает и цену и даже какие-то шероховатости в сценарии. Это очень хороший пример по поводу моего старшего брата. Когда мы начинали какую-нибудь совместную работу, он мне говорил: «Фил, вот пьеса, почитай». Я читаю и молчу. Тогда он спрашивает: «Ты прочел?» — «Прочел». — «Что скажешь?» — «Илюш, ну это же ты будешь ставить, я тебе доверяю на 150 процентов, я знаю, что ты сделаешь конфету, поэтому зачем тебе мои комментарии, я просто жду репетиции». И действительно, когда ты так доверяешь режиссеру, можно вообще не переживать, все будет адаптировано, переделано, под тебя зачищено, в общем, это очень комфортное обстоятельство. Ну и, конечно, как я уже говорил, если сценарий интересный, когда ты думаешь, что такого персонажа еще не играл, это круто. Понятно, что деньги безусловно решают в тот момент, когда у тебя на весах несколько равноценных проектов. Все мы люди, все мы понимаем, что во взрослой жизни работает именно так.

— А какие отношенияу вас со своим братом Ильей в быту? И вообщеваша семья часто собирается по торжественным случаям?

— У нас очень контактная семья, если можно так сказать, очень дружелюбная друг к другу. Мы нежно относимся к каждой встрече, скучаем и очень любим друг друга, обожаем общаться. В силу моей и старшего брата занятости, это стало реже получаться, но все равно мы собираемся все вместе у Ильи дома за большим столом, обедаем или ужинаем. Илюша готовит плов или мясо какое-нибудь, устраиваем посиделки, ведем актерские беседы. В общем, у нас несколько поколений актеров собирается, рассказываем какие-то байки из прошлого, чем будем заниматься или чем занимаемся сейчас. Это всегда очень интересно и очень по театральному. При этом я стараюсь не меньше раза в неделю ездить в гости к родителям. Они живут в Подмосковье, я чувствую, что это заземление и подпитка, которая мне прямо необходима в некоторые моменты. И помимо возможности услышать совет или одобрение, это просто желание побыть с людьми, которые тебя заряжают, которые тебя безусловно любят. Это очень важно. А что касается Ильи, он мой лучший друг. И это без преувеличения. Не из-за того, что он мой старший брат, и я его люблю за талант, это один из самых лучших актеров и один из самых талантливых режиссеров, которых я знаю. И помимо этих потрясающих рабочих качеств, он человек с шикарным чувством юмора, мудрый, глубокий. Все-таки полтинник скоро, хотя он сам говорит, что еще не скоро — через два года. В общем, я понимаю, опыт и глубина у моего брата колоссальная. Мы буквально вчера с ним виделись. Он приехал с рыбалки, наловил щук, и я их ел жареных, было очень-очень вкусно. И естественно, семейственность и преемственность в нашей семье поставлена во главу угла. Папа всегда говорил, что мы клан, и продолжает это утверждать. И всегда меня напутствовал, что никого не будет у меня никого ближе, чем брат, говорил: «Запомни это, и никогда его не предавай». Собственно, мы так и живем.

— Вы много работаете. Как восстанавливаетесь — и физически, и морально?

— Парадоксальная история, я в тренажерке отдыхаю. Из отдыха у меня сон и встреча с друзьями. Это две самые восстанавливающие меня вещи. А когда я чувствую, что проседаю эмоционально или физически, как раз очень помогает спорт, штанга. Чем больше ты работаешь над своими физическими кондициями, тем больше тело тебе возвращает эндорфинами, спокойствием и всем остальным. И я не пью алкоголь уже очень много лет. Почти восемь лет, что на самом деле, к счастью, не влияет на качество общения с моими друзьями. Это тоже очень важно. И поэтому какие-то тусовочные вещи у меня совершенно исчезли из жизни. Мы с друзьями встречаемся поесть шашлыка, просто погулять с собакой. При этом, я понимаю, что близких людей мало, и чем ты старше становишься, тем отчетливее и более щемящим становится чувство того, что ты так сильно их любишь, что каждая встреча — как глоток свежего воздуха. Поэтому мое восстановление — это родители, брат, друзья, еда, хорошая книжка. Ничего особенного.