Влад Ценев: «Мы расстались по моей инициативе»

Звезда сериала «Жить жизнь» рассказал о сложном решении в своей жизни

Владиславу Ценеву нет тридцати, а он уже успел пройти через серьезные переживания в профессии — после большой роли в сериале «Кухня. Война за отель» возникла пауза. Кем только он не работал за эти годы, отчаяние сменялось верой и, наконец, актерская «визитка», выложенная в соцсети, сработала. Подробности — в интервью журналу «Атмосфера».

— Влад, как вы себя сейчас ощущаете в профессии и просто в жизни?

— У меня сейчас очень интересный период. Уже полтора года, как я знакомлюсь с самим собой, я о работе с психологом. Это одно из главных событий последнего времени, которое потянуло много изменений в моей жизни. И я сейчас и полтора года назад — просто два разных человека.

— А почему вы обратились к психологу?

— Я вышел из долгих отношений и меня накрыло. Понял, что сам, скорее всего, не справлюсь. И начался очень интересный процесс, хотя и через боль, и чем больше я встречался с психотерапевтом, тем красивее разворачивались события в жизни, происходили странные вещи. Спустя некоторое время я понял, что это не случайности, а результат моей работы.

— Но если вы сами вышли из отношений, почему так страдали и зачем тогда это сделали?

— Я двадцать семь лет жизни был всегда кем-то окружен в буквальном смысле, начиная с родителей, сестры. В Петербурге снимал квартиру с однокурсниками, потом появилась девушка, с которой я находился в отношениях шесть с половиной лет, были со второго курса вместе. Я постоянно жил с людьми, которые прикрывали какие-то мои потребности, сомнения, страхи, помогали справляться с разными состояниями, за что я им всем благодарен. Но говорят, что человек как личность познается в одиночестве и именно так происходит рост. Я давно думал об этом и вдруг понял, что не знаю себя. А это важно, особенно в актерской профессии. По моей инициативе мы расстались, хотя я буду любить ее всегда, и у нас остались замечательные отношения, насколько это возможно.

— Думаю, вы все-таки расстались не просто для роста, а почувствовав, что прошли чувства? Не пытались разобраться в себе, пожив какое-то время отдельно?

— Да, вы правы, но на самом деле была не одна причина, а первостепенная — то, что я устал. И вначале я как раз взял паузу, пожил полмесяца один, пытался разобраться со своими мыслями и понял, что все-таки нужно поступить вот так.

— Значит, это не тот человек, с которым вам идти дальше…

— Безусловно, но я верю в то, что мы не просто так встречаемся с людьми. Опыт, через который мы прошли вместе, и которым поделились друг с другом, был очень важным. Она сделала из меня настоящего мужчину, а я, наверное, из нее настоящую женщину. Мне было больно отдирать большой кусок своей жизни, даже себя самого. Но, видимо, мы не справились с нашим чувством. Я считаю, что в жизни все зависит от твоего выбора. Думаю, мог быть и другой вариант событий. Но я выбрал такой путь.

— Вам повезло с психологом, с первого раза нашли своего человека…

— Не совсем так, потому что первый опыт был пять лет назад, когда у меня случилась сильнейшая депрессия, она длилась около четырех лет.

— Когда не было работы?

— Да, я стал копаться в себе и закопался совсем. Психика и организм не выдержали. Естественно, я пошел к врачу. И он прописал антидепрессанты. Я попил их пять дней, мне стало еще хуже, и я выкинул таблетки в мусорное ведро, сказав, что больше никогда этого делать не буду. Подумал, что справлюсь сам, и моя девушка, она тогда занималась духовными практиками: медитациями, йогой, помогала на время выходить из состояний, которые стали меня просто поглощать. Но все равно этого не хватало, и я обратился к психотерапевту в родной Уфе. И опыт был не лучший, человек применял абсолютно манипулятивный метод. После двух часов терапии я ощущал, что мне вскрыли мозг, расковыряли, закрыли и сказали: «Делай с этим что-нибудь».

— Были ли начавшиеся хорошие события связаны с тем, что вы добирались в терапии до какой-то конкретной темы?

— Ты приходишь с одним запросом, а потом ниточка за ниточкой распутывается целый клубок и оказывается причина вообще не в том, в чем ты искал. В подсознании скрыто огромное количество ран, которые ты уже давно отложил в долгий ящик и живешь, как будто не имел к тем событиям никакого отношения. А на самом деле травмы остались. Все было очень взаимосвязано: финансы, творческая энергия, сексуальная, актерская и мужская уверенность в себе, отношения с родителями и с девушками. Я стал очень много общаться с родителями, хотя и до этого общался немало, и у меня не было особых проблем ни с кем из них. Но и они вдруг начали меняться. Мне кажется, когда в какой-то своей системе ты меняешься, то изменения происходят у всех в ней. Я затрагивал на терапии разные аспекты своей жизни, и у меня поперло и в творческой карьере, и в финансах, и пошла какая-то другая мужская энергия.

— Удивили, что стоял вопрос и с мужской уверенностью…

— О, этот вопрос был очень выраженным. (Смеется.) Вопрос принятия себя в первую очередь, потому что я очень долго не признавал свой потенциал, талант и даже внешность.

— Может быть, поэтому вы и не пошли сразу пробовать свои силы в театральный вуз, хотя все время участвовали в самодеятельности, устраивали мероприятия, но не видели себя в этом?

— Возможно, ведь я действительно с самого детства и плясал, и ставил сценки, но идея с театральным институтом принадлежит моей бывшей девушке, с которой я учился в авиационном институте. У меня этой мысли не было и в помине. Я мечтал стать журналистом и спортом серьезно занимался.

— Почему же не пошли на журналистику?

— С этим меня дед остановил, сказав, что я не читаю книги и у меня плохая дикция. Тогда я, видимо, поймал дикую неуверенность. Слава богу, потом никого не слушал и сделал по-своему.

— А чем занимаются ваши родители и сестра?

— Мама — врач-терапевт, заведующая поликлиникой. Отец всегда был бизнесменом, а по образованию он юрист. Сестра, она старше на три с половиной года, училась в Уфе в авиационном институте и много занималась моделингом. Она невероятной красоты девушка, работала менеджером по продажам, а затем я стал устраивать ее ассистентом по актерам. Ей хотелось попробовать себя в этом мире, у нее много творческой энергии и она безумно харизматичная и обаятельная. Мне кажется, у нее большое будущее как продюсера или пиар-менеджера. Мы всегда шагали вместе, она поддерживала меня при поступлении в театральный институт.

— А мама не предлагала вам пойти в медицину, и у вас таких мыслей никогда не было?

— Я с самого детства знал, какая таблетка от чего и как правильно делать укол. А еще я был ипохондриком, постоянно искал у себя болячки. (Смеется.) У меня был такой «талант», но всерьез о медицине я не задумывался, и мама не пыталась меня завлечь.

— Как думаете, вы бы все равно вырулили на актерскую стезю?

— Безусловно! Я знаю себя, точно бы чем-то занимался в этой области, не дай бог, конечно, но был бы ведущим или квнщиком. И скорее всего из КВН кривая вывела бы в актерство.

— А почему было неприятие своей внешности?

— Я всегда был хорошим, воспитанным мальчиком, маменькиным сынком, очень тревожным, а при этом бешеным с тонной энергии. Неуверенность, наверное, возникла от того, что на меня навешивали ярлыки, что я такой красивый, развитый, позже, что, наверное, бабник… А на самом деле все было ровно наоборот. Я и сейчас достаточно скромный человек. Но теперь понимаю, что нужно быть где-то легче, где-то проще, где-то веселее. Мне часто режиссеры говорят: «Влад, в тебе сидит мустанг, который гонит на триста миль в час по шоссе. Попробуй чуть придержать его, потому что нужно уметь вовремя взять руль и повернуть, куда нужно». Это точно описывает мою натуру.

— Вам нужны вожжи…

— Да, вожжи для мустанга, потому что я могу лететь, когда это не нужно.

— Когда вы одержимы чем-то?

— Одержимость… очень хорошее слово. Во мне сидит бешеная жажда жизни. Я постоянно голодный до новых навыков, знаний. Но порой, признаюсь, делаю это формально и в чем-то не дохожу до сути.

— А ваше сердце сейчас тоже свободно?

— А вот это я бы хотел оставить при себе, если честно. (Улыбается.)

— Можно быть не сосредоточенным на себе, не живя с кем-то, от чувств…

— Знаете, я сейчас разбираюсь с моей установкой про одиночество. Я еще далеко не все разгреб, целый багажник нужно чистить. (Смеется.) Так вот я с ней не согласен, но мой внутренний Влад говорит о том, что сегодня мне нужно сосредоточиться на профессии, мечтах и целях.

— Как я понимаю, начиная увлекаться, вы стараетесь этому сопротивляться, потому что в силу вашей способности включаться во что-то, у вас не получается полноценно отдавать себя и профессии, и любви.

— Да, когда я люблю, то отдаю всего себя, меня не остановить. Это не жертва, но все другое отходит на второй план. И грубо говоря, что-то появляется, а я возвращаюсь к своей мысли, что пока мне нужно быть одному. Это все непросто, ведь по натуре я далеко не холостяк, хочу жену и детей.

— В своих интервью вы часто говорите, что нужно отвечать добром и на зло, и отдавать, отдавать… Получаетесь настолько положительным героем, просто идеальным, что всегда немножко подозрительно.

— Я понимаю, о чем вы говорите, но мне важно так проявлять свой мужской набор. (Улыбается.)

— Отвечать добром на любую агрессию и подлость, то есть ударили по правой щеке, подставь левую? Да и отдавать всем подряд…

— Понимаете, во мне очень много ресурса, я могу отдавать его. И делаю это абсолютно искренне, от души. И чем больше я отдаю, тем больше получаю. Конечно, я не имел в виду, что добр с теми, кто общается со мной не так, как мне хотелось бы. И когда доходит до крайностей, могу поставить рамки, чего мне очень не хочется. Но раз человек по-другому не понимает, я перестаю с ним общаться или взаимодействую в ином формате.

— То есть все-таки не даете за гадость шоколадку, мол, человек подумает, какой вы хороший, добрый и шоколадка вкусная, раз и переменится?

— А можно и так попробовать. Если ты хочешь, чтобы человек изменился, знаешь, что он немножко запутался, находится в таком периоде жизни, то ему нужно просто помочь.

— Вы часто рассказываете о своей открытости и наивности и что, в профессии это помогает, а в жизни нет. Но ведь сами признались, что можете поставить границы — в чем тогда эти качества мешают?

— Могу довериться человеку и ошибиться в нем, к сожалению. Правда, в последние годы стал считывать, где искренность, и за этим честность, и где иное отношение. Но все равно порой отдаю энергию, куда не нужно.

— После «Кухни…» вы ждали, что все пойдет в гору?

— Знаете, мне все говорили, что я новая звездочка, а я интуитивно, когда уже заходил в проект, понимал, что еще не пришло мое время. Я прямо чувствовал, что у меня все возникнет позже, что нужно съесть немножко дерьма, скажем так, и пройти свой путь.

— Но это понимание потом не помогало успокоиться. Что вы делали, какие шаги предпринимали?

— Не помогало. (Улыбается.) Мой тогдашний агент Аня Адамова, мы с ней очень дружили, делала все, что могла, и я записывал визитки, но ничего не работало. Кстати, много проб делал на западную индустрию. В Лондоне были большие пробы в несколько этапов, заочные, конечно. И не раз почти утверждали, но потом все слетало и било еще сильнее. Я чувствовал в себе много талантов и умений и не понимал, почему этого не замечают другие и как мне еще о себе заявить? И, наконец, я снял актерскую визитку нового образца, где в нескольких образах показал свой актерский диапазон. Выложил ее в соцсети и потихонечку пошло в гору, стали приглашать на пробы. Первое, куда утвердили после долгого перерыва, был большой проект «Isolation» на английском языке с главной ролью. Наши ребята решили сделать кино на американского зрителя. Съемки проходили в Беларуси, премьера — в Америке. Проект брали на фестивали, и я получил награду в Лос-Анджелесе как лучший актер, то есть это мое большое достижение, которым очень горжусь. Фильм и режиссер тоже взяли награды.

— Через сколько времени после отсутствия ролей решили искать другую работу?

— Буквально пару месяцев прошло, деньги закончились, и я решил, что пора. Родители помогали финансово, да и до этого подкидывали денежку, но меня сильно беспокоило, что я здоровый мужик двадцати пяти лет не могу себя обеспечить полноценно. Сейчас пытаюсь максимально рассчитаться с ними, хотя невозможно расплатиться за то, сколько они вложили в меня. Я даже не про деньги, а про любовь, коей был окружен всегда. Моя семья — просто золото: родители, дед, бабушки, сестра. Мы все друг другу помогаем. Я безумно рад, что теперь я могу их радовать и заботиться о них. Так вот поначалу я пиццу развозил. Понял, кстати, какой это неблагодарный и тяжелый труд, теперь всегда чаевые оставляю. Потом был курьером цветов и эклеров, а еще до этого гулял с собаками месяца четыре-пять. Я очень люблю собак, но у меня на них аллергия, а я хотел этого общения. И стал постоянным, так скажем, кинологом (смеется) у женщины, которая разводит корги, у нее их пять. Я приезжал к семи утра к ней, брал этих корги, обматывал поводки вокруг своего пояса и шел с ними в парк.

— А почему вы не пошли, допустим, в аниматоры?

— Да я бы себя съел тогда. Мне тяжело было бы развлекать кого-то, улыбаться, а я не умею врать, на лице сразу все написано. Поэтому я ходил на работу, где не требовались мои профессиональные навыки, а нужно было просто физически что-то делать.

— После проекта «В изоляции» вы еще работали на стороне?

— Даже после того, как я снялся в сериале «Жить жизнь» еще работал какое-то время курьером.

— Прочла, что вам более всего не симпатичны гордыня и скупость мышления. Для вас правда это самые серьезные недостатки?

— Больше всего я все же не переношу лицемерие, но гордыня мне тоже очень не симпатична — такой человек не видит ничего и никого, кроме себя и своих достижений и использует всех в своих целях. Это происходит от большого эго, что артистам весьма присуще. Во мне тоже гордыня есть, но я ее замечаю и работаю над собой.

— А что для вас скупость мышления?

— Когда человек себя во многом сдерживает, ограничивает, живет в рамках, которые ему создало окружение, воспитание, скромно не в хорошем смысле слова. Балабанов ходил в одной одежде, во всем себя ограничивал для того, чтобы снять следующее кино. И это совсем другое.

— Вы с некоторых пор занимаетесь с коучем. Если бы вы снимались у очень большого режиссера, который репетирует с актерами серьезно, все разбирает, вы бы тоже привлекли коуча?

— Я считаю, что самые важные роли, а желательно все, нужно делать с коучем, тогда ты досконально все понимаешь и делаешь персонажа как с чистого листа. И я ответственен за свою работу. К тому же бывают внутренние вещи, которыми я не хочу делиться с режиссером и прорабатываю их с человеком извне.

— Вы сказали «как с чистого листа». Но есть сценарий и у хорошего режиссера — концепция и свое видение героев…

— Все можно обговаривать, потому что в проекте «Реплика», в котором я снова после «Медиатора» снимался с Соней Лебедевой (это она познакомила меня с Валерием Караваевым), мы встречались и с коучем, и с режиссером, и находили точки соприкосновения.

— Вы не раз говорили, что через роль Волка в «Медиаторе» вытащили из себя какую-то злость, обиду, идущие даже из детства. Но у вас же прекрасная семья или это шло не от них, а из школы, например?

— В любом случае из семьи идет много травм. И как бы я ни говорил, что у меня счастливое детство, и оно, правда, было таким, ты взрослеешь и обрастаешь царапинами и шрамами. Это нормально, потому что ребенок все впитывает как губка. Я был хорошим, но непослушным, и родители воспитывали меня, умели, как были обучены. И винить их в этом нельзя. Я семье обязан всем. Думаю, что я такой, какой есть и нахожусь там, где есть, прежде всего, благодаря их любви.